На месте нынешнего Петропавловского собора в первые годы существования Санкт-Петербурга находилась небольшая деревянная церковь.
В известном предании первой половины ХVIII в. «О зачатии и здании царствующего града Санктпетербурга»[1] подробно рассказывается о том, как Петр I при основании крепости положил в ее центре крест на крест «два дерна» и тем определил место для будущей Петропавловской церкви. Довольно подробное описание этого события дает П. Н. Петров: 29 июня 1703 года, пишет он, на острове Иенисаари «после молебствия, совершенного митрополитом новгородским Ионом, вызванном сюда для совершения закладки … церкви во имя святых апостолов Петра и Павла»[2], был устроен пышный праздник с пушечной пальбой.
 |
Сам Петров не приводит никаких ссылок на источники, которыми он пользовался, а попытка найти обоснования для этого сообщения привела к его опровержению. Действительно, 29 июня 1703 года в крепости происходило большое торжество: в журнале Петра говорится о «банкете» в казармах уже построенного Меньшикова раската, но при этом ни словом не упоминается церковь. Митрополит Иов в эти дни в Петербурге не был: он приезжал сюда позднее в 1704 и 1711 гг. Так как никаких других данных о дне основания церкви пока обнаружить не удалось, приходится отбросить указания многих авторов, выбирающих для этого события по своему усмотрению то 16 мая, то 29 июня. О времени же окончания строительства можно судить по тому, когда церковь была освящена. Все авторы ХVIII века говорят, что произошло это 1 апреля 1704 года. Богданов добавляет еще, что торжественную церемонию освящения совершил митрополит Иов, который, как уже говорилось, в 1704 г. приезжал в Санкт-Петербург. Таким образом, приведенные документы позволяют с достоверностью говорить лишь о том, что первоначальная деревянная церковь строилась одновременно с земляной крепостью и что закончена она была к апрелю 1704 г.
Когда в 1712 г. началось строительство каменного Петропавловского собора, алтарь церкви перенесли в здание Сенатской канцелярии в крепости же, где в дальнейшем и происходили службы, а сама церковь в течении нескольких лет оставалась внутри возводимых из кирпича стен. Только летом 1718 г., когда в соборе стали класть столбы, на которых должны были покоиться своды, гарнизонные солдаты приступили к разборке деревянного здания. По указу Петра, первоначальную церковь перенесли в Чемезову слободу на Петербургском острове, где тогда был расквартирован Комендантский полк (близ переселения нынешних улицы Большой Пушкарской и Ленина). Тут церковь установили на каменном фундаменте, шпиль и колокольня ее на новом месте были сделаны «инова манера», само же здание и иконостас остались без изменений. 31 января 1720 г. перенесенную церковь в присутствии Петра освятили во имя апостола Матвея, в день памяти которого – 9 августа 1704 г. – была взята Нарва. К началу ХIХ века Матвеевская церковь настолько обветшала, что в 1806 г. ее пришлось разбирать. Иконостас перенесли в придел стоявшей поблизости Покровской церкви, где его видел и описал в начале ХХ в. И. Грабарь.[3] В настоящее время эта церковь уже не существует, а о том, что здесь было в старину напоминает находящийся в этом районе Матвеевский переулок.
Сохранилось только два оригинальных описания первоначальной деревянной церкви в Петропавловской крепости, относящихся к началу и середине ХVIII в. Первое сделано в самом раннем описании Санкт-Петербурга, изданном в 1713 г. в Лейпциге. Его автор, скрывшийся за инициалами Н. С., побывав в новом русском городе в 1700 – 1711 гг., сообщает, что в крепости находится «маленькая, но красивая деревянная русская церковь с красивой остроконечной башней по голландскому образцу». Второе описание сделано А. Богдановым в конце 1740-х годов: «Церковь деревянная, видом крестообразная о трех шпицах, на которых подымались вымпелы, расписана была под каменный вид желтым мрамором».
Какое же из этих описаний правильно и была ли церковь с одним или тремя шпилями? Для того, чтобы ответить на поставленный вопрос, попробуем обратиться к изображениям церкви на гравюрах, рисующих Петербург первых лет его существования.
Самым ранним является рисунок П. Пикарта, датируемый 1704 годом. Нижняя часть церкви скрыта на гравюре крепостным валом, а верхняя показана одним шпилем. В 1705 г. появилась гравюра Ф. Никитина по рисунку В. Киприянова «Новый способ арифметики...», на которой Петропавловская крепость изображена с высоты птичьего полета. Значение этой гравюры для историков Петропавловской крепости и, в частности, ее первоначальной церкви неоценимо. В. А. Бутми, изучая чертежи и планы крепости периода ее строительства, пришел к выводу, что В. Киприянов совершенно точно воспроизвел очертания знаменитых раскатов и стен, положив в основу своего рисунка ранний план крепости и кронверка. Это значит, что гравюра документальна, а, следовательно, документальны и изображенные на ней детали. Одна из них – маленькая церковь, расположенная в центре крепости близ канала, показана на плане в виде равноконечного креста. Несмотря на очень небольшие размеры рисунка Куприянова, на нем ясно читается крестообразное в плане здание с пощипцовым покрытием и остроконечной башенкой над центральной частью. Интересно отметить, что это изображение полностью совпадает с описанием Н. С.
В третий раз церковь нарисована на выставке «Ведомостей» за июнь 1711 г. И. Зубовым также с одним шпилем. Следующие изображения принадлежат тем же Пикарту и Зубову, но на них церковь показана уже не с одним, а с тремя шпилями. Гравюра Зубова, помещенная на титульном листе «Княгини Марсовой» сделана в 1710 – 1711 гг. На ней уже есть Троицкая церковь, построенная в 1710 г., а флаг на крепости поднят на Государевом бастионе, откуда его в 1711 г. перенесли на Трубецкой. Рисунок Пикарта «Торжественный ввод в Санкт-Петербург взятой шведской эскадры» для гравюры Девитта сделан в 1714 г. после Гангутской победы.
Рассмотренные изображения Петропавловской церкви позволяют сделать предположение, что между первыми годами ее существования и 1714 г. в облике церкви произошли изменения: к первоначальному одному шпилю прибавилось еще два меньшего размера, причем надо отметить, что это скорее высокие мачты для флагов, чем шпили. Возможно, что появление их связано с учреждением в церкви двух новых приделов (во имя Алексея человека Божия и Александра Невского), – об освящении которых упоминает митрополит Иов в письме к священнику Петропавловской церкви от 17 мая 1710 г. Если к сказанному прибавить еще соображение о том, что Пикарт, рисунки которого всегда отличаются большой достоверностью, в 1704 г. нарисовал церковь с одним шпилем, а в 1714 г. – с тремя, и что Зубов тоже показал сначала один, а потом три шпиля, то предположение об изменении в облике церкви, происшедшем в промежутке между этими годами, станет еще более убедительным.
Таким образом, хронологическое сопоставление гравюр, подтверждаемое документами, делает понятным и объясняет почему появились различные описания и изображения церкви. Понятным становится и описание, данное Богдановым, в руках которого, несомненно, была одна из гравюр 1711 – 1714 гг., а «расписание желтым мрамором», пока не найдутся документальные подтверждения, приходится оставить на его совести.
П. Н. Петров, ссылаясь на приходно-расходные книги Санкт-Петербургской приказной палаты, сообщает, что в начале 1704 г. для церкви привезли из Троице-Сергиевой лавры «боевые часы», сделанные Никифором Архиповым, и с ними несколько колоколов. Колокола повесили на башне под шпилем, а что сталось с часами – неясно. Н. С. – единственный из очевидцев, описавших церковь, рассказывает, что мелодия на колоколах, за неимением механизма, исполняется людьми и ими же ударами в колокол возвещается время.
Внутри церковь, по всей вероятности, была такой же, как и множество русских церквей того времени: в ней были хоры, а иконостас был выдержан в формах, привычных для конца ХVII в. За его установку в 1710 г. было уплочено 3 рубля живописцу Е. Шведову и ученику П. Васильеву.
На основании всех привлеченных материалов и изображений трудно, собственно почти невозможно, дать церкви архитектурную характеристику. Можно только очень приближенно считать, что ее ничтожная часть была типичной для крестчатой русской церкви, а башенка со шпилем обладала чертами западной барочной архитектуры. Получиться этом могло так: рубить церковь начали русские плотники по старым, дедовским обычаям. Но Петр I, желавший, чтобы в его новом «парадизе» ничто не напоминало старой московской Руси, получил достроить ее приехавшему в Петербург осенью 1703 г. Д. Трезини. Он и увенчал деревянную постройку башенкой барочных очертаний с остроконечным завершением – первым предшественником высоких шпилей на берегах Невы.
***
В раннем Санкт-Петербурге Петропавловская церковь играла роль одного из важнейших общественных зданий. В ней, часто в присутствии царя и его приближенных, торжественными службами отмечались победы русских войск, годовщины славных сражений; сюда доставлялись военные трофеи. Так, например, датский посланник Юст-Юль видел в июле 1710 г. 59 шведских знамен, взятых в битве при Выборге, водруженных перед церковью в два ряда. Есть сведения, что 60 знамен и 12 пушек, захваченных в сражении при Гангуте, тоже были доставлены в Петропавловскую церковь (переведенную уже в это время в дом Сенатской Канцелярии).
Особенно торжественно отмечалось завоевание Лифляндии и Эстландии в октябре 1710 г. Это празднество сопровождалось даже театрализованным действом.
Особенно торжественными службами отмечались именины царя и членов его семьи, свадьбы его сановников. В 1710 г. в церкви произошло знаменитое бракосочетание карлика Екима Волкова. Эту «балаганную комедию», организатором и душой которой был Петр, видели Юст-Юль и Н. С.
Приведенные в настоящей записке сведения о первоначальной деревянной церкви исчерпывают все данные о ней, встреченные в собранных автором архивных и опубликованных материалах. В остальной большой своей части эти материалы относятся уже к истории каменного Петропавловского собора.
Елена Николаевна Элькин
Источник:
Архив Музея истории Санкт-Петербурга. Ф. 816. Оп. 2. Д. 913. Историческая справка.
[1] Русский архив, 1863, столб. 833.
[2] Петров П. Н. История Санкт-Петербурга. – СПб., 1885, с. 38.
[3] Грабарь И. Э. История русского искусства. Т. 3. – М., 1913, с. 26.